У.: Я так и знал!
Б.: И вас нет.
У.: Меня?!
Б.: Я и вас выдумал.
У. (озаряясь догадкой): А — а, вы сумасшедший! Как я сразу не догадался!
М. (Учителю): Он сошёл с ума от любви. Не такой уж редкий случай.
Б.: Я и себя выдумал.
У.: Разумеется. Среди нас троих именно вы больше всего похожи на выдумку.
М.: Не скажите…
У.: Вы считаете, что пальма первенства принадлежит вам?
М.: Нет.
У.: А — а, вы намекаете на меня…
М.: Нет.
У.: Хм… Неужели… Неужели — мальчик?!
М.: Нет. Я снимаю маску.
Б.: Нет! Заклинаю, только не это!
У.: Почему же? Пусть снимет. Не удивлюсь, если это окажется она.
Б. (поражённый догадкой, высказанной учителем, вскакивает, разинув рот; замирает, потом произносит с громким выдохом) Вы думаете, это…
У. (многозначительно): Это вы думаете. А я — говорю.
Б. (Маске): Нет! Только не это! Не снимайте!
У. (Маске): Снимайте!
Б. (Учителю): Нет! Умоляю!
У. (Бухгалтеру): Чего вы боитесь? Ведь он — всего лишь фантазия. К тому же — ваша. (Маске) Снимайте же!
Б. (Учителю): Я боюсь, что фантазия окажется реальностью. (Маске) Заклинаю вас всем святым, не снимайте!
М.: Я всегда полагал, что страшней, когда реальность может обернуться фантазией, а не наоборот.
Б. (Маске): Вы думаете, голова без курочки страшнее, чем курочка без головы?
У. (в сторону): Да они оба того! (Бухгалтеру) Страшнее всего, это когда нет ни головы, ни курочки.
Б.: А кто из вас курочка, а кто голова?
У. (задумчиво): Какой неожиданный взгляд на вещи…
М.: У сумасшедших всегда так. Я снимаю маску.
Б.: Да, снимайте. Пусть свершится.
У.: Нет! Стойте! Не надо… Я сам всё скажу.
М.: Так говорите же!
У.: Да. Да. Я должен во всём признаться.
Б.: Что ещё?
У.: Дама… Дама… это я.
Б.: О боже! (Маске) Это правда?
М.: Увы.
Поражённый Бухгалтер возвращается на своё место у стены, садится на корточки и рыдает.
М. (Учителю): Ну, и зачем вы это сделали?
У.: Надоело всё.
М.: Это не повод.
У.: Может так ему будет легче.
М.: А вам стало бы легче, если бы вам сказали, что у вас раздвоение личности?
У.: А я это знаю. Пусть узнает и он.
М.: Ну что ж…
Учитель отходит к Бухгалтеру, садится на корточки рядом с ним, кладёт голову ему на плечо, гладит его по голове.
Б.: Так вы не учитель! Не учитель!
У.: Простите меня, друг мой.
Б.: Я не хочу жить!
У.: Но и я не хочу умирать.
Б.: Так вы — это я.
У.: Нет. Вы — это я.
М.: Пора!
У. (Маске): Да. Снимайте уже. Всё равно.
Маска, повернувшись к зрителям спиной, лицом к партнёрам, медленным, но решительным движением снимает с лица чёрную маску. На лицах Учителя и Бухгалтера ничего не выражается.
У. (Маске): Я так и думал.
Б. (Маске): Так это вы!
Маска поворачивается лицом к зрителям. Теперь видно, что под чёрной маской у него пряталось не лицо, а точно такая же маска, только — красная. Постояв так, ощупывая лицо руками, Маска горько смеётся, отходит к плахе, садится на неё и принимается ласкать рукоять топора.
М.: Да, я. Вернее, не я.
У.: Тогда кто же?
М.: Тот, кем я всегда хотел стать.
Б.: Ну и?.. Стали?
М.: Не знаю. Зависит от вас.
У.: Разумеется.
М.: Значит, вы готовы?
У.: Этого я не сказал.
Слева появляется Женщина, мама того самого мальчика. Мальчик, как и в прошлый раз идёт чуть позади. Ему лет восемнадцать, но зрителям ясно, что это тот же самый мальчик. Всё как обычно. Мальчик останавливается у плахи, Женщина не замечает этого и идёт дальше, пока не уходит со сцены.
Мальчик (поглаживая рукоять топора): Тополик!
Маска: Топорик.
Мальчик: Лектолу головку тёк — тёк.
Маска: Да, ректору тёк — тёк.
Мальчик: И той студенке.
Маска: И студентке.
Мальчик: Энстейну.
Маска: И Ньютону.
Учитель: Ньютона не трогайте!
Мальчик (указывая на Учителя): Дяде.
Маска (указывая на Бухгалтера): И другому дяде.
Мальчик: Всем.
Маска: Всем — всем.
Женщина, заметившая отсутствие мальчика, возвращается в переход.
Женщина: Дорогой, ты что там застрял? Догоняй скорей!
Мальчик: Тёк — тёк!
Женщина: Ну скорей же, милый! Нам некогда.
Мальчик: Маме тёк — тёк.
Маска: И маме, конечно, малыш.
Женщина: Да идёшь ты или нет, остолоп! Сейчас плюну и оставлю тебя здесь.
Мальчик: Тьфу!
Женщина: Ну и ладно, ну и оставайся здесь один, в этом пустынном и страшном переходе. Придёт сессия, и зачётка, и армия со стройбатом, и второкурсница с залётом, и палёнка, и Коля Басков, и сессия…
Учитель: Она уже говорила "сессия".
Мальчик морщится и начинает плакать.
Женщина (продолжает): и папина пенсия, и будущее, и долги по кредиту.
Учитель: Не бойся, мальчик, страх перед будущим иррационален.
Мальчик, продолжая плакать, почти бегом направляется к матери. Та обнимает его, целует.
Женщина: Не бойся, милый, теперь армия не придёт — я уже позвонила военкому и отменила повестку.
Она берёт мальчика за руку и уводит. Уже уходя со сцены, мальчик оборачивается и кричит Маске: "Тёк — тёк!"
Бухгалтер: Какой смышлёный мальчик. Когда вырастет, станет бухгалтером.
Учитель: Или учителем.
Маска: Или мной.
Б.: А я уже никем не стану.
У.: Да, наше время вышло.
Оба смотрят на часы.
Б.: Ого!
У.: Ничего себе!
Б.: Она не придёт.
У.: Не придёт.
М.: Её не существует.
У.: Вы её выдумали?
М.: Да.
Б.: Не может быть!
У.: Зачем?
М.: Чтобы она выдумала вас.
Б.: Это жестоко!
У. (доставая из кармана письма от дамы): А письма?
М.: Это я их написал.
Учитель и Бухгалтер (вместе): Вы?!
Б.: Но как же..?
У.: Зачем?
М.: Чтобы вы пришли сюда.
У.: Значит…
Б. (продолжая мысль учителя): мы уже…
М.: Да.
У.: Но у меня ещё два урока!
Б.: У меня отчёт.
М.: А у меня — мечта.
У.: Странно быть синицей в руке.
Б.: Но это лучше, чем журавлём в небе.
Маска встаёт, выдёргивает из плахи топор, пальцем проверяет остроту лезвия.
М.: Ну, кто первый?
Б. (поднимаясь и разминая затекшие ноги): Вы ещё увидите её?
М.: Да.
Б.: Передайте ей, что я всегда её любил.
М.: Да.
Продолжая нежно прижимать к груди гроссбух, бухгалтер встаёт на колени у плахи, кладёт голову в выемку. Маска поднимает топор наизготовку.
Освещение гаснет. Слышен глухой удар.
(Занавес)
Свет кончился внезапно. В наступившей тьме всё перемешалось и выглядело совсем иначе, чем до конца света. Наверное, даже в начале первого дня творения не было так темно и дико.
— Конец света! — воскликнула жена.
— Конец, Света, — подтвердил Иван.
Пятилетняя дочь Маша предалась громкому рёву. Она не хотела конца света, но никак не могла ему воспрепятствовать и плакала от собственного бессилия. А ещё ей было немного страшно.
— Ты испугалась, что ли? — спросил Иван. — Какой же ребёнок ты у нас ещё, а!
— Я не жеребёнок, — ответила Маша. — Я плачу от собственного бессилия.